О воспитании гения русской литературы

Ко дню рождения Александра Сергеевича Пушкина. Материал подготовлен по книге: Скатов «Пушкин». – Ленинград: «Детская литература» Ленинградское отделение, 1990.

Далеко не всё в пушкинском детстве было идиллическим, но оно было замечательным и формировало великого человека и поэта. Ещё первый биограф поэта П.В. Анненков отмечал, что «в пору долицейского детства поэт не был любимым ребёнком, а предпочтительная любовь матери отдавалась старшей дочери Ольге и младшему сыну Льву…». Это обстоятельство повлияло на формирование характера будущего поэта. «Не избалованный в детстве излишними угождениями, он легко переносил лишения и рано привык к мысли – искать опоры в самом себе». Не здесь ли одно из объяснений того, что толстый, неловкий, малоподвижный ребёнок, …сиднем сидевший до поры до времени, вдруг лет с семи преобразился в живого, энергичного, очень подвижного и здорового мальчугана?

Но, наверное, самое главное и замечательное – Александр родился и воспитывался с самых ранних лет в литературной семье. И не просто литературной, но поэтической. Так эта пушкинская семья и воспринималась современниками ещё задолго до появления главного Пушкина-поэта. «Три Пушкина в Москве, и все они - поэты», - писал Батюшков. Это Сергей Львович Пушкин, его брат Василий Львович и их родственник Алексей Михайлович.

Семья была образованной или даже, как пишет о Василии Львовиче его биограф, образованнейшей, владела прекрасной библиотекой. А у некоторых родственников Пушкина и близких им людей книжные собрания подчас приобретали уникальный характер. По тому же семья Пушкиных оказалась не только литературной, но приобщённой к самым-самым верхам литературы. «Нет сомнения, - писал П.А. Вяземский, - что первым зародышем дарования своего, кроме благодати свыше, обязан он был окружающей его атмосфере, благоприятно проникнутой тогдашней московской жизнью. Отец его, Сергей Львович, был в приятельских отношениях с Карамзиным и Дмитриевым, и сам по тогдашнему обычаю, получил если не учёное, то литературное образование… Вся эта обстановка О воспитании Александра Пушкина Материал подготовлен по книге: Скатов «Пушкин». – Ленинград: «Детская литература» Ленинградское отделение, 1990. должна была благоприятно действовать на отрока».

При детстве и отрочестве Пушкина стояли и Батюшков, и Жуковский, и Дмитриев, и сам Карамзин. Таким образом, будущий глава русской литературы с самого раннего возраста и потому, может быть, особенно насыщенно и органично питался личными впечатлениями от своих литературных предшественников – подобного дара детства потом уже не получит ни один из русских поэтов и писателей.

В раннем детстве, как вспоминал отец поэта, Александр показал большое уважение к писателям. Не имея шести лет, он уже понимал, что Николай Михайлович Карамзин – не то, что другие. По воспоминаниям Н.М. Макарова, один учёный француз Жиле сказал ему о маленьком Пушкин: «Чудное дитя! Как он рано всё начал понимать! Дай Бог, чтобы этот ребёнок жил и жил; вы увидите, что из него будет».

В семейном детстве Пушкин буквально упивается не только французской литературой, а именно французским языком, на котором пишутся и первые стихи. Такую одержимость трудно объяснить только влиянием среды. Она явно идёт изнутри, продолжаясь в Лицее, где Пушкин получит кличку Француз.

В отцовском доме Пушкиным будет освоена и французская литература в лице французских писателей-классиков XVII – XVIII веков, во французских переводах – с девяти лет - «Сравнительные жизнеописания» Плутарха и «Илиада» и «Одиссея» Гомера. Не слишком много занимавшиеся детьми родители, поощряли и развивали в них, по воспоминаниям сестры поэта, страсть к чтению, сами читали им вслух занимательные книги, а особо им любимого Мольера отец даже и разыгрывал перед сыном: великого французского комедиографа Сергей Львович почти всего знал наизусть.

Не случайно, что и первые творческие попытки будущего поэта были сделаны на французском языке, при этом в Пушкинеребёнке комедиограф едва ли не предшествовал поэту. «… Любимым его упражнением, - вспоминает сестра, - сначала было импровизировать маленькие комедии и самому разыгрывать их перед сестрою, которая в этом случае составляла всю публику и произносила свой суд. … В то же время пробовал сочинять и басни, а потом уже лет десяти от роду, начитавшись порядочно, особенно «Генриады» Вольтера, написал целую героикомическую поэму». Тогда же начались скандалы с некоторыми из гувернёров: не знает уроков, а занимается «вздором» - стихами.

Пушкин именно в детстве своём и в семье своей прошёл великую литературную школу. Большого смысла которая, впрочем, не имела бы, если бы тогда же и там, то есть дома, не была пройдена друга школа, ещё не собственно литературная, но также школа: русской жизни, русского языка и, соответственно, русского мировоззрения. И тоже школа классическая, в России и для русского писателя всегда великая – народная. Учителя у Пушкина здесь были великолепные.

Американцы, например, и сейчас удивляются нашим «бабушкам», как особому институту русской жизни и русского воспитания, так мало принятому на Западе. У Пушкина была такая бабушка. Это бабушка по матери, Мария Алексеевна, человек чисто русского облика, языка и ума. Чуткий Дельвиг, видимо, недаром будет восхищаться складом русской речи пушкинской бабушки в её письмах внуку. К тому же, всё, что могла говорить и внушать носившая африканскую фамилию русская (по матери - Ржевская) бабка поэта, обретало колорит в самой жизни, так как летом семья всегда перебиралась в её имение Захарово, и русского деревенского воздуха за пять лет мальчик, слава богу, нахватался. Тем более что в Захарове, и в того же прихода деревне Большие Вязёмы люди умели и петь, и плясать: селения были богатыми. Ощущение своего Захарова пронесётся через всю жизнь поэта.

Именно бабка первоначально научила поэта русскому чтению и русскому письму Так что французскому обучали его образованные французы, но а русскому – тоже известные люди, например, священник Мариинского института Александр Иванович Беликов, не только известный проповедник, но и литератор-переводчик.

Наконец, няня Арина Родионовна недаром стала одним из самых знаменитых образов пушкинского окружения, если не вообще знаком русского начала для Пушкина, потому что она была одним из самых постоянных, знаменитых и, так сказать, хрестоматийных образов пушкинской поэзии:

Подруга дней моих суровых,

Голубка дряхлая моя,

Одна в глуши лесов сосновых

Давно-давно ты ждёшь меня…

Ты под окном своей светлицы

Горюешь, будто на часах,

И медлят поминутно спицы

В твоих наморщенных руках.

Глядишь в забытые вороты

На чёрный отдалённый путь;

Тоска, предчувствия, заботы

Теснят твою всечасно грудь.

(«Няне»)

Это – о няне, потому что о себе, при котором она была не детской, а всегдашней няней, постоянным часовым. Это написано в зрелую пору обретения окончательных ценностей. То же несколько ранее («Зимний вечер») и много позднее («Вновь я посетил…»). П.В. Анненков возведёт няню в высокую степень обобщения: «Родионовна принадлежала к типическим и благороднейшим людям русского мира».

Позднее Пушкин напишет: «Изучение старинных песен, сказок и т.п. необходимо для совершенного знания свойств русского языка». Совершенное знание свойств русского языка для него, конечно, было бы невозможно без таких ранних, буквально с детским молоком впитанных «изучений», принятых от типических и благороднейших лиц русского мира.

Сергей Коробцов